Я выхожу из дома, распутывая провода наушников по пути на остановку. Сажусь в старый дребезжащий трамвай. Он синий и десятый. Стёкла отбивают ритм рельсов. Кондуктор улыбается, протягивая мне билет, - пожалуйста. У нас в Питере очень вежливые кондукторы и они не говорят
оплотим за проезд. Я не слышу её, лишь читаю по губам.
Там, куда я ухожу, весна - поёт Дельфин. Киваю - спасибо. Себя я тоже почти не слышу. Трамвай позвякивая, поворачивает и сквозь мутное стекло лениво проносятся переулки и остановки. Пахнет весной. Даже в трамвае.
Пять остановок и я выхожу у метро. Пустой трамвай уносится прочь. Небо вокруг серое, а надо мной голубой кусок. Как будто для поднятия настроения. Стою на оглушающем шумом города перекрёстке и задираю голову в небо. Шума я снова не слышу, я просто знаю о его присутствии.
But all will pass Will end too fast, you know (Placebo). И небо сменяется сводом подземелья метро.
Очень много букв с иллюстрациями
Я отчитываю губами слова. Беззвучно. Дурацкая привычка.
Делаю шаг в вагон. Потом пересадка. Забегаю в другой поезд, дверь хищно щёлкает прямо за затылком. Перед выходом я успел сунуть в плеер твою песню. Poets Of The Fall - Carnival of Rust. На повороте центр тяжести смещается: я лежу на двери, весь вагон – на мне. «Карнавал» - усмехаюсь я, подставляя локоть под лежащую на мне девушку в зелёных колготках. Come feed the rain и толпа с силой выталкивает меня вперёд.
Грибоедова. Неизменное место встречи. Все встречаются у метро Грибоедова. На самом деле такой станции нет, но все знают, где она.
Здесь больше десятка юношей с цветами и раздражённо поглядывающих на часы девушек. Доверие к людям – ошибка программ, Но каждый найдёт своего дурака Сам. Многие, наверное, уйдут ни с чем. Если возвращаться на эту станцию перед закрытием, здесь будет много втёртых в асфальт цветов, предназначавшимся тем, кто не пришёл. Личный рекорд в сорокаминутном ожидании перекрывать желания нет. Я даже рад немного, что сегодня никого не жду.
Здесь как всегда даже слишком людно, но я не столкнулся ни с одним плечом. Вытянутые, аристократичные в большинстве своём, лица. Я улыбаюсь в толпу. Мы будем петь и смеяться, как дети. Мы похоронены на Невском Проспекте.
Стою на светофоре. Поэтика улиц, Дружно вдохнули, Выдохнули небо Губами из снега, зелёный свет и я с суетливой толпой иду дальше.
Это Гоголь. Кстати, вчера у него был день рождения. Мы будем трахаться на Невском проспекте - некстати выпаливает Сплин. Пардон – смущённо киваю монументальному Гоголю. Огни слепят, текут реки машин. Летом здесь много уличных музыкантов и других театралов, зарабатывающих на шоу для туристов.
По мощёным улицам плетусь в сторону Дворцовой площади. По названию представляется грандиозный дворец и огромная площадь, правда? На самом деле это немного менее масштабно.
Львы уныло улыбаются мне. Здесь очень много львов, они всюду. Сворачиваю в сквер. Здесь, под деревьями, ещё зима. This is my December - подтверждает Linkin Park. Снег и мёрзлые пустые скамейки. Прикуриваю сигарету, уже почти не чувствуя её замёрзшими пальцами.
Знаешь, здесь живёт много ангелов. Обычно на крышах и между окон. Даже не знаю, кого больше – львов или ангелов. «Город ангелов» - мечтательно улыбаюсь я.
Это Пётр, обильно изгаженный птицами. И птицы. Быть может, те самые. Где твои крылья, которые Так нравились мне? Я кружусь, ловя в кадр ускользающую в высоту ворону. На набережной почти пусто. Здесь нет людей.
Гордо стоит, наверное, уже гнилой корабль. Обычно корабли гордо плывут, а этот стоит. Аривидерчи, мой морячок - Вдруг вспоминается мне. Позитивная песня. На первый взгляд (я везде найду унылый подтекст).
Вы прослушали двухчасовой курс лекций "До сумерек" и я бреду по темнеющей набережной.
Солнце садится за мостами. Девять. Включаются фонари.
Телефон жужжит в кармане. Не хочется никому рассказывать как здорово у меня идут дела. Не обращаю внимания.
По-моему это самый удачный кадр.
Сворачиваю с набережной. Переулки, дворы тупики. Смешные магазинчики.
Потом я потерял ощущение пространства, уже не надеялся разыскать метро до закрытия. Breath your life into me I can't feel you I'm falling, falling faster. Проваливаюсь в темноту ночи и бесконечность переулков. Фотоаппарат больше не справляется с осевшей на город ночью.
Это пластмассовые бабочки в витрине.
И совсем не страшные.
Наконец, снова выплываю на Невский и вздыхаю с облегчением.
(Комментарии упорно нищают, меня там поторапливают в аське.)
Это Гостинный Двор. Совсем ночью он светится фиолетовым, а вообще-то жёлтый. Это очередное место наживы на туристах, здесь продают совершенно ненужные вещи за совершенно интересные цены.
Натикало 5.54 запевает Энимал Джаз, я смеюсь. Огни улыбаются мне в ответ. Электрические улыбки.
Кстати, никакого фотошопа.
Скрипка перебивает шум машин и врывается даже под мои наушники. Вешаю их на шею. Девушка играет что-то ужасно печальное, люди спешат мимо, я стою. Потом кладу, бумажку, завалявшуюся в кармане в чехол скрипки, разворачиваюсь в поклоне и иду дальше.
Я где-то писал о разбитой на осколки кровавой Маяковской. Это она. И здесь нельзя фотографировать, я могу оказаться террористом, готовящим коварный план по снесению с лица земли любимого города. Потому с милицией общаться не хочется, и быстрый неловкий кадр.
В вагонах уже пусто и я покачиваюсь вместе с гулом поезда, не разбирая, что играет в наушниках.
Да простят меня читатели сего многобайтового мануала за скудность музыкальных комментариев, это всё из моего незнания английского.
Если ты сейчас напишешь очередную гадость, я очень расстроюсь. Да-да, ты.
Всем спасибо за внимание и терпение.